В мире насекомых. В.С. Гребенников. Уральский следопыт, 1979, №9, с.16-23

ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА

Виктор ГРЕБЕННИКОВ

Рисунки и фото автора

В МИРЕ НАСЕКОМЫХ

Да сколько же тут бабочек?! — не удержался от восклицания мой спутник, которого я привел в заказник полезных насекомых.— В детстве только видел я так много живности в травах!..

И верно: на золотистых и белых зонтиках борщевиков, дягилей, морковников — буйство жизни. Пестрокрылые шашечницы, оранжевые перламутровки, шелковисто-лазоревые голубянки — на ином соцветии до десяти бабочек! А если посчитать еще наездников, мух-тахин, диких пчелок и других обитателей луговины,— то и дня не хватит...

Решением Исилькульского райисполкома Омской области 10 марта 1971 года эта луговина была взята под охрану. Здесь был запрещен проезд транспорта, выпас скота, сенокошение, сбор ягод и грибов, а совхоз Лесной обнес участок оградой. В других уголках природа вела, увы, неравный бой с любителями костров, мотоциклистами, косцами, с химикатами. Здесь же, в вольной Стране насекомых, начался незаметный сначала, но нарастающий процесс восстановления природы. Конечно, трудно островку площадью всего в семь гектаров противостоять воздействию окружающей среды, уже сильно измененной человеком с его мощной техникой и химией. Тем не менее, всемогущая Жизнь дала здесь, за легкой проволочной оградой, быстрый и заметный всплеск.

За последние 3—4 года уровень почв черноземных луговин заказника поднялся на 5—7 миллиметров — рождается и накапливается благодатный сибирский чернозем.

Начали свершаться тут и другие чудеса. Один за другим появлялись в заказнике те виды мелкой живности, которые считались вымершими в районе: пчелы-антидии — отличные опылители люцерны, яркие жуки-огнецветки и пестряки. Что же касается мохнатых трудяг шмелей, ради которых вначале и был организован заказник, то племя их процветает и размножается: только за неделю наблюдений было выявлено 11 видов шмелей.

Невдалеке от заказника удалось наблюдать в деталях впечатляющую картину — нападение наездников-ихневмонидов, явных выходцев из заказника, на гусениц лугового мотылька. Несмотря на отчаянные увертки вредителей, полезные наездники безошибочно поражали острым, как жало, яйцекладом вредных гусениц, во множестве расплодившихся на сорняках.

На самом же участке за эти годы сложилось хорошо заметное, здоровое и сложное равновесие, устойчивое к нашествию любого инородного вредителя или сорняка.

Возможно, такое равновесие — очень близкое тому, которое существовало тут до прихода человека? И словно в доказательство этому, на степных делянках заказника заколыхались, засеребрились на ветру давно забытые здесь первозданные ковыли...

Ну, а дал ли какой деловой прок заказник, кроме чисто познавательного? Конечно же дал, и немалый. Эксперименты по сохранению шмелиной популяции, проведенные в Исилькуле, а затем в Новосибирской области, привели к значительному увеличению семенной продуктивности посевного красного клевера. Шмели, как известно,— основные опылители клевера. Так вот на поле, что было рядом со шмелеградом, урожай семян клевера составил 2,3 центнера с гектара, на контрольном поле, куда шмели и не залетали,— всего лишь 1,1 центнера. Закупочная стоимость семян простого несортового клевера — 500 рублей за центнер! Вот и считайте, какой деловой прок от микрозаповедника.

Я уже не говорю о том, что микрозаповедники, а их сейчас в стране уже много,— прекрасная школа экологического воспитания детей. Школьные микрозаповедники созданы при бутаковской средней школе Знаменского района Омской же области и на станции юннатов Новосибирского Академгородка, при московской школе № 143 и в Харьковском Дворце пионеров и школьников... Создан насекомоград в Иркутском университете.

Первый в стране шмелиный заказник, что в совхозе Лесной Исилькульского района Омской области, ученые предложили преобразовать в памятник природы. Это тоже многое значит.

Мне хочется вспомнить о том давнем времени, когда в маленьком специальном лабораторном домике, построенном совхозом у заказника, мы жили и работали долгие месяцы. Мы — это студенты-биологи, приезжавшие на практику из Новосибирского университета, Омского сельскохозяйственного и педагогического институтов, мой сын Сергей и я. Это были удивительные времена. Каждому из нас жизнь и работа в шмелином заказнике и теперь, спустя многие годы, часто видится во сне...

Голубянка

В лабораторном домике я просыпался обычно первым, задолго до трезвона будильника, сигналящего каждое утро о том, что ровно в семь часов кто-то уже должен начать наблюдения у шмелиных гнезд: считать вылетающих и возвращающихся насекомых в течение десяти минут у каждого гнезда. Кто-то другой ровно в семь начинал обход заказника, подробно записывая множество сведений в экологический журнал, а третий, сделав утренние метеорологические наблюдения, должен готовить завтрак...

Голубянка

Но до звонка еще далеко. Солнце взошло совсем недавно, но уже чувствуется, что в домике быстро теплеет. Переливчатая флейта иволги слышится с ближних берез. В дальнем лесу, что за большим пшеничным полем, издавна селится грачиная колония — так оттуда уже доносится слитный утренний гам.

Отчего такое светлое, радостное настроение появляется здесь, на природе, едва только проснешься? От негромких ли лесных звуков, совсем не нарушающих безбрежную утреннюю тишину? От предвкушения интересной работы? От прохладного росистого воздуха, густо настоявшегося за ночь на луговых травах— адонисе, морковнике, шалфее? Кто знает...

Сквозь марлю, которой занавешена от комаров дверь, я вижу порхающих над цветами бабочек. Две из них вьются у двери. Тихонько отодвигаю занавеску: теперь комары уже не страшны. Одна из бабочек, нисколько не боясь, залетает к нам в гости. Это — старая знакомая: уже два-три раза поутру, да и в другие часы, вьется у нашего домика маленькая изящная голубянка. Они — большие охотницы до не очень обычных для бабочек блюд: то их увидишь на краю густо-соленой илистой лужицы, то вьются они вокруг человека и без боязни присаживаются на бутерброд, на вскрытую жестянку с килькой в томате или с Завтраком туриста. Распрямляют свои хоботки, свернутые в тугую спиральку, и с видимым удовольствием посасывают такое экстравагантное угощение. Если голубянок не обижать, они хорошо запомнят место угощения и еще не один раз прилетят сюда же.

Личинки голубянок совершенно безвредны. Они питаются главным образом листиками диких бобовых растений — горошков и чин и заметного ущерба им не наносят. А гусеницы некоторых видов голубянок замечательны тем, что поедают вредных тлей и червецов.

Личинки голубянок вовсе не похожи на гусениц, а скорее — на каких-то цветных мокриц: низ у них плоский, верх же выпукло-горбатый. Мирно и незаметно ползают не очень красивые голубяночьи дети в зеленых травяных джунглях, закусывая, листьями горошков, там же превращаются и в куколок, привязанных поперечной шелковой нитью к стеблю.

А из куколок выходят бабочки цвета то густо-синего неба, то переливчатой морской волны, то нежно-голубого атласа. Самочки, правда, окрашены поскромнее.

И каждое лето украшают своими лазоревыми крылышками поляны, опушки и лужайки, наверное, всей нашей страны веселые стайки маленьких голубянок.

...Наша утренняя гостья, залетевшая в домик, почему-то, как и вчера, направляется прямо ко мне. Протягиваю руку. Бабочка садится на нее, гуляет по руке, поводя крылышками, затем их складывает. Сейчас очень хорошо виден скромный, но удивительно изящный узор нижней стороны ее крыльев: по фону цвета светло-стального шелка раскиданы темные горошины, каждая из которых опоясана белым колечком, по краю крыльев — нежнейшая голубоватая бахрома.

Спасибо же за утренний визит, за доверие к человеку, маленькая лесная летунья! Ты очень хорошо сделала, что и сегодня пожаловала ко мне в гости ранним утром — вроде бы сказочная предвестница счастливого и интересного дня.

Нет, такого в городе не бывает!

Ктыри

Три года потребовалось нам, чтобы установить, что многие летающие насекомые-хищники — те, кто берет свою добычу в открытом бою,— постоянно скапливаются по краям участка, по соседству с окружающими заказник пшеничными полями. Это можно объяснить так. В пшенице плодится большое количество разных насекомых, живущих за счет ценного злака, иначе говоря,— вредителей сельского хозяйства. Эти дармоеды рассеяны по посевам неравномерно. Они расползаются и разлетаются во все стороны, но, добравшись до кромки пшеничного поля и встретив чуждое и ненужное им луговое дикое разнотравье или лес, на какое то время задерживаются в пограничной зоне, не зная, что делать дальше. Про это прознали насекомые-хищники и устроили свои пикеты и засады вдоль всей границы участка...

Ктырь атакует пилильщика

Казалось бы, неплохие условия для хищников имеются во всех других колках, окруженных пшеничными полями. Но ведь там косят траву, пасут скот, лишая убежищ, покоя и пищи многих полезных насекомых. В самих же посевах, с их однообразной растительностью, хищникам почему-то неуютно, их родная стихия — разнотравье опушек, кроны деревьев, закоулки в кустарниках. Да и в середине полей добычи меньше, чем по их краям.

Вот и избрали маленькие друзья земледельцев — хищные мухи-ктыри, стрекозы, мелкие осы, златоглазки — пограничную полосу заказника, бдительно неся тут сторожевую службу и совершая охотничьи рейды в пшеничное соседнее поле.

...На столбе ограды заказника сидит ктырь — злющего вида муха с длинным телом и волосатыми цепкими ногами. Я подкрадываюсь очень осторожно: ктыри видят очень хорошо и боязливы. Но, соблюдая все меры предосторожности, я подхожу к серому охотнику достаточно близко.

В облике ктыря есть что-то от волка: то ли серый цвет, то ли поджарое тело, то ли поза затаившегося зверя... Я внимательно наблюдаю за хищником. Какие у него, однако, цепкие лапы, с широкими присосками на концах и длинными кривыми когтями! Ктырь прижался к опоре и сидит совсем неподвижно, узкие стремительные крылья плотно сложены на спине. Но вот голова дернулась вверх, приподнялась: значит, приметил летящее насекомое. Нет, чем-то не достойна внимания пролетевшая добыча... И ктырь снова опускает голову. Еще кто-то пролетел вверху, и снова дернулась голова мухи. Вдруг хищник сорвался со столбика, я мгновенно теряю его из виду — столь стремительный бросок; он совершил. Но через пару секунд охотник усаживается на старое место: наверное, кого он догонял, не годится на завтрак.

Снова и снова вздергивает хищник-ктырь свою востроглазую голову, снова и слова совершает охотничьи молниеносные броски куда-то в небо.

Но вот, наконец, еще один бросок, на этот раз удачный, и бравый охотник садится на столб с добычей. В лапах у него — пилильщик, небольшое насекомое из отряда перепончатокрылых. Бедняга уже мертв: еще на лету ктырь вонзил в него свой кинжалообразный хобот и впрыснул яд. Яд ктырей. кстати, очень сильный: если схватишь такую крупную муху рукой, то пленник может пребольно ужалить, так, что жгучая боль заставит немедля его выпустить — словно большая оса тебя укусила.

Досасывает ктырь жертву, а сам уже снова поглядывает в небо. И так — с утра до вечера — добывает свою обильную пищу ктыриное племя, дерзкое и смелое, очень прожорливое. Без устали очищают воздушное пространство — каждый над своею засадой — ненасытные шестиногие ястребы, отдыхающие только ночью да в непогоду.

Обширное семейство ктырей — около пяти тысяч видов — энтомологи относят к очень полезным существам, в массе истребляющим сельскохозяйственных вредителей множества видов. Причем охотятся на насекомых не только взрослые мухи, а и их личинки, но те скрытно промышляют в почве или в ходах жуков-древогрызов. Взрослый же ктырь ползающую добычу не возьмет, как ни голоден, он бьет только в лет.

Ученые обеспокоены тем, что некоторые крупные виды ктырей встречаются все реже и реже. Например, трехсантиметровый иссиня-черный дазипогон и гигантский ктырь с грозным названием сатанас гигас — страшилище длиною до пяти сантиметров — почти исчезли. Один из последних могикан этого вида, пойманный еще в юности, хранится в моей коллекции — этакий буро-серый исполин, охотившийся на очень крупную дичь, может быть, на хрущей... Но с тех пор сатанасов я уже не встречал.

Зато теперь уже изрядная армия средних и мелких ктырей и ктыришек исправно несет вахту у границ энтомологического заказника, рассевшись по столбам ограды, кустам и высоким травинкам, чтобы лучше видеть небо. И не только в Исилькуле, но и во всех других микрозаповедниках появилось немало ктырей. И, как знать, может сохранившиеся еще кое-где потомки огромных сатанасов и дазипогонов найдут себе прибежище в заказниках и станут там плодиться на радость энтомологам и на страх вредителям полей и лесов?

Стрекозы

Жара. На небе — ни облачка, в тени тридцать семь градусов. И — ни малейшего ветерка. Время очередного обхода участка — три часа дня. Шмелей нет ни у норок, ни на цветах: они наиболее активны с утра и к вечеру, а в середине дня у них как бы обеденный перерыв. Может, им тоже слишком жарко, а может, они не вылетают потому, что в середине дня меньше нектара — больше всего его бывает к вечеру и утром.

И вообще летающих насекомых в этот час почти не видно: все попрятались от пекла кто куда смог. Медленно шагая, приближаюсь к южной границе участка. На столбах и проволоке ограды — стрекозы. Рыжие летуньи, носящие латинское название симпетрум, пестроватые дедки сидят тут во множестве. Но сидят в необычных позах: задрали брюшки круто вверх, точнехонько нацелив их на солнце, а крылья, расставленные в стороны, вяло свесились вниз. Смысл такой позы вполне ясен: когда брюшко нацелено на солнце, нагревается лишь махонький кончик брюшка да небольшая задняя часть груди и спины, и стрекоза находится как бы в тени, хотя и сидит на самом пекле. А крылья тепло почти не воспринимают: они стеклянно-прозрачны.

Стрекоза в прохладительной позе

Но все-таки почему бы стрекозам не убраться пока в тенек, скажем, в крону дерева, чем принимать неестественные прохладительные позы? А вот почему. Поминутно вздергивают и покачивают они своими круглыми глазастыми головами: следят за небом, где пролетают редкие насекомые. Иногда какая-нибудь охотница срывается, быстро идет вверх и хватает там добычу. Еда для них, как видно, превыше всего, ради нее стоит продежурить несколько часов на жаре, что, впрочем, терпимо, если ты принял сложную позу. А из убежища, затененного листьями, надежного обзора не будет.

...Поздний вечер. Закончены все дневные научные дела. Поодаль от лабораторного домика на низенькой самодельной печурке булькает в кастрюле варево. Вкусно пахнущий дымок стелется над полянкой — нашим хозяйственным пятачком.

В это самое лучшее время начинают свой нудный концерт треклятые комары! Так не хочется натираться противокомариной мазью Дэта перед ужином. Тут уж выбирать одно из трех: либо ужинай с этой неприятной приправой, но не кусанный комарами, либо терпи этих кусак, либо срочно убирайся с миской в домик...

Но, как вчера и позавчера, нас выручают... стрекозы. Они появляются как по расписанию: пять большущих сгрекоз-коромысел вылетают на хозпятачок, облетая его кругами. Помнят крылатые, что вчера поужинали комарами здесь досыта — и вот снова явились. Нипочем им, как видно, и сумерки.

Совершив беглую разведку, коромысла принимаются за работу: подлетают к нам и, громко шелестя крыльями, отлавливают комаров. Охотницы торопятся: то ли помнят, что особенно долго мы за ужином не засиживаемся, а без нас комары разлетятся, то ли чувствуют, что постепенно темнеет и скоро стрекозиный порог видимости положит конец охоте.

Так или иначе трапезу мы совершаем почти без единого комариного укуса. Только большущие тела стрекоз мелькают в сумерках, да шелестят их сухие жесткие крылья на виражах и мертвых петлях, когда охотницы хватают свою добычу у самых наших лиц.

Дневные же охотничьи угодья у крупных стрекоз в других местах.

Стрекозы перед ночлегом

Мне нередко доводилось видеть, как коромысло или дозорщик — один из самых больших видов стрекоз в нашей стране — неутомимо совершает челночные полеты на поляне. От дерева до куста, разворот... Куст — дерево, снова разворот... И так весь день, с небольшими перерывами для отдыха.

Вот что пишет доктор биологических наук Б. Ф. Белышев про стрекозиные охоты:

Границы участков удивительно постоянны и точны, и обладатели их не выходят за пределы даже на самые небольшие расстояния. Замечая место поворота летящей стрекозы вдоль линии берега по какому-нибудь ориентиру, приходилось видеть, что все последующие полеты кончаются точно в этом же месте. Такой участок охраняется, и с вторгнувшимся в него экземпляром начинается драка, причем особенная непримиримость проявляется к особям своего вида.

Здесь имеются в виду дневные постоянные охотничьи участки. А вот на нашем хозпятачке стрекозы почему-то всегда обходились без драк. Наоборот, здесь царила атмосфера слаженности, усердия и явного содружества...

В любое время дня в заказнике можно встретить летом стрекоз мелких видов — металлически-зеленых люток и голубеньких стрелок. Они относятся к так называемым равнокрылым стрекозам, отличающимся от больших — разнокрылых — тонким стройным телом, голова у них не круглая, а вытянута в поперечном направлении. Полет их не стремительно-сильный, а легкий, порхающий. Им не нужна такая скорость и маневренность. Дело в том, что равнокрылые кормятся не на лету, а ползают по растениям и собирают на них насекомых.

В иной год этих мирных охотниц — стрелок и люток — в нашей Стране насекомых появлялось великое множество. Идешь по тропинке, а они разлетаются из трав, спугнутые, тучами...

Все стрекозы выплаживаются где-то далеко, в болотах, озерах и невысыхающих лесных лужах. Ведь личинки их живут только в воде, причем живут довольно долго — от одного до трех лет. Близко от нашего заказника таких акваторий нет. Значит, взрослые стрекозы скапливаются в заказнике, прилетая сюда издалека.

Вся стрекозиная эскадрилья нашего участка, подобно ктырям, предпочитает базироваться, в основном, в пограничных его зонах. А ночуют стрекозы не только в охраняемом участке, но и на примыкающих к нему окраинах пшеничных полей: сидят себе на стеблях под колосьями и спят до утра. Пошевелишь пшеницу поздним вечером — зашумит, зашелестит воздух от множества стрекозиных крыльев.

Ежемухи

Много-много лет назад, когда я, еще мальчиком, только начал заниматься энтомологией, увидел великолепную гусеницу, толстую и яркую, которая зарывалась в землю. Ага,— думаю,— это она закапывается, чтобы превратиться в куколку. Вытащил ее, посадил в коробку, а дома — в банку с землей; пусть, мол, окуклится здесь, а потом выйдет из куколки огромная неведомая мне бабочка.

Каково же было мое разочарование, когда через несколько месяцев в банке, завязанной марлей, вместо бабочки зажужжала добрая дюжина здоровенных волосатых мух. Высыпал я землю из банки — шкурка куколки была пуста. Значит, будущую бабочку съели мушиные личинки. Так состоялось мое первое знакомство с мухами-тахинами.

Но именно тем и полезно для человека огромное — около пяти тысяч видов — семейство мух-тахин, что они истребляют несметное множество вредителей сельскохозяйственных культур. Эти мухи — как бы природные регулировщики численности самых разнообразных насекомых, бдительные и неустанные, они никогда не дадут чрезмерно расплодиться какому-то виду насекомого. Трудно лишь им работать в местах, сильно измененных человеком, где осталось мало природной растительности и живности, да еще в тех случаях, когда на полях появился новый для этих мест иноземный вредитель, каким-либо образом завезенный сюда и размножившийся. Но ученые завозили на пострадавшие поля те виды тахин, которые обитали на родине чужеземного вредителя и там им питались. Переселенцы быстро осваивались и принимались за дело, урожай был спасен. Разрабатываются и другие способы разведения этих полезных мух в специальных тахинариях.

Внешне тахины похожи на комнатных, мясных или падальных мух, но в целом более коренасты и покрыты упругими щетинками. Русское название — ежемухи — они получили именно из-за этих щетинок, напоминающих под лупой иглы ежа. Цвет тахин разный — серый, черный, коричневатый. Разные у них и размеры: от небольших мушек до огромных двухсантиметровых эхиномий, кстати, истребляющих гусениц вредных лесных шелкопрядов.

Весной в нашем заказнике под Исилькулем первыми из летающих насекомых появляются именно тахины. Еще лес совсем гол, еще не появились здешние первоцветы — желтые солнышки адонисов и светло- кремовые колокольчики сон-травы, еще местами лежит снег, а в жухлых прошлогодних травах уже летают мухи-тахины, ищущие добычу. Внимательно летает муха, огибая сухие травинки, комки земли, временами присаживается, снова поднимается и летает, летает часами. Устанешь следить за ней, уйдешь, но у цокотухи куда больше терпения: она будет обследовать поляну много дней, быть может, всю весну, пока не найдет то, что ей нужно.

Одни виды ежемух откладывают яички прямо на растения, в местах обитания нужных им гусениц, и вышедшие из яиц личинки тахин находят пищу сами. Другие виды ежемух наклеивают яйца прямо на покровы хозяина. Мне не раз приходилось находить гусениц с плотно приклеенной к ним кучкой тахиньих яиц — отделить их не удавалось ни иглой, ни скальпелем. Многие виды ежемух приклеивают яйца в воздухе — на летящего хозяина.

Интересную погоню тахин за взлетающими кобылками описал профессор П. И. Мариковский в своей книге Друзья-насекомые. А мне удалось сфотографировать даже такую сценку: на пальце моей левой руки сидит ктырь, закусывающий какой-то пойманной им мухой. А рядом, на том же пальце, караулят его две тахинки, преследовавшие ктыря повсюду с намерением отложить на него яйца на лету.

Как видите, тахины не всегда преследуют и заражают вредных насекомых. Среди их жертв встречаются и полезные, как, например, знакомый нам охотник-ктырь. Но все равно подавляющее большинство ежемух энтомологи относят к очень полезным видам. Особенно велико значение тахин в истреблении непарного, сибирского и соснового шелкопрядов, лугового мотылька, озимой совки, хлебного клопа-черепашки и многих других опаснейших вредителей сельского и лесного хозяйства.

Ктырь поймал муху, а за ним наблюдают две тахины, выжидая момент, чтобы отложить на ктыря яйца

Для размножения тахин очень важно сохранять некошеными часть луговин с дикими нектароносами, особенно зонтичными — морковниками, дудниками, дягилями, болиголовами, борщевиками. В таких нетронутых уголках видишь иногда удивительную картину: пышный кружевно-белый зонтик морковника, и на нем восседает добрая дюжина, а то и два-три десятка ежемух — маленьких, средних и больших. В середине, как хозяйка пира, громадная эхиномия—черная великанша с рыжим брюхом. Вокруг расселись серые с колючками кнефалии и эрнестии, маленькие вории. Круглобрюхие фазии — гроза растительных клопов — держат крылья не по-мушиному, широко расставив их в стороны перпендикулярно телу. Кстати, эти вот самые мухи из рода фазия прикрепляют яйца только к летящим клопам, да не куда-нибудь, а под нижнюю сторону надкрыльев, откуда клоп не в состоянии соскоблить свой смертоносный груз.

Муха-тахина в полете

Кормится пестрая компания тахин на душистом зонтике, неторопливо посасывает нектар, и зреют в мушиных брюшках яйца. А потом, когда яйца эти будут уже отложены, выйдут из них дети тахин — личинки. Вбуравятся они в тело лесного клопа, гусеницы бабочки, личинки пилильщика или жука и начнут поедать его изнутри, оставляя жизненно важные органы на закуску. От хозяйки, недавно еще браво ползавшей по растениям, останется лишь шкурка. Из нее выползут повзрослевшие тахиньи личинки, зароются в землю и превратятся там в куколок.

Кстати, у многих мух, в том числе тахин, сирфов, даже комнатных мух, куколки не совсем обычны. То есть куколка как куколка — бледное, неподвижное и мягкое подобие мухи, но помещается она в очень прочном кожистом мешке овальной формы. А секрет в том, что личинка не ткет этот кокон, а надувается, толстеет и делает что-то такое со своей кожей, что та отделяется от тела и становится сухой и жесткой, ничуть не похожей на личинку. Внутри этой отвердевшей просторной оболочки и происходят дальнейшие превращения насекомого. Такие мушиные футляры энтомологи называют пупариями (пупа — по-латыни куколка). И лежат в земле пупарии — коричневые прочные бочоночки — всю осень и зиму.

А на следующую весну и лето новые армады молодых ежемух, подкормившись на луговых цветах, тщательно прочешут леса, поля, луга, и каждая из них непременно найдет свою жертву — будущий корм для мушиного потомства.

Певчие кузнечики

Кузнечиков, к сожалению, часто путают с саранчой и сверчками.

Кузнечики — это большей частью крупные насекомые, с очень длинными, часто длиннее тела, тонкими усами, стройного красивого телосложения. Лишь некоторые бескрылые виды толстоваты. У самки сзади прочная сабля — яйцеклад. Самцы стрекочут крыльями, иногда сильно укороченными.

Ведут кузнечики скрытый образ жизни, хорошо маскируясь в зарослях, на глаза людям попадаются редко, хотя продолжительные звонкие трели многих видов слышны за сотни метров.

Одни кузнечики любят музицировать днем, другие — вечером.

Кобылки, или саранчевые, большей частью некрупных размеров, усики у них много короче туловища, тело коренастое. Сабли у самок нет. Звуки издают зазубренной задней ногой: трут ею о край крыла, получается негромкое прерывистое стрекотание с шипящим тембром. Играют они на скрипке только днем. Вспугнутые, выскакивают из-под самых ног, не стараясь после прыжка спрятаться.

И у кобылок, и у кузнечиков голова сбоку похожа на лошадиную, а крылья сложены наподобие очень крутой крыши.

Сверчки. Голова почти как шар, крылья лежат на спине плашмя, тело чаще всего короткое и плотное. Усы длинные, как у кузнечиков, музыкальный аппарат там же, где и у кузнечиков — на крыльях. Сверчки еще более скрытны и вообще избегают показываться на глаза людям, хотя некоторые виды живут рядом с человеком. Сверчиные песни — большей частью вечерние и ночные серенады — по звуку разнообразны, в зависимости от вида, но всегда чистого тона.

Все названные выше лесные музыканты имеют прыгательные задние ноги и относятся к отряду прямокрылых насекомых.

Есть певцы и среди других отрядов шестиногих. Особенно знамениты цикады. Звуковой орган находится у них снизу туловища, крылья совсем прозрачны, а питаются они не с помощью жвал, как прямокрылые, а хоботком прокалывают растение. Относятся певчие цикады к отряду хоботных, некоторые их виды живут и в Сибири.

Во время работы в энтомологическом заказнике кузнечики очень украшали нашу жизнь и работу. Звонкие кузнечичьи трели неслись то с высоких берез, то из густых пшениц.

Каждый оркестр выступал перед нами в свое время, словно по расписанию. Днем в высоких травах и посевах заливались любящие жару пестрые, или серые, кузнечики. Их было очень много — не дуэты и не квартеты, а целые ансамбли. Жаркий летний воздух порою буквально звенел над заказником.

Вечером же, когда садилось солнце, пестрые умолкали, и в высоких кронах деревьев начинали сольные песни зеленые кузнечики. Их трели, в отличие от пестрых, продолжительны, а тембр металлически- звонкий.

Песни зеленых кузнечиков разносились далеко вокруг и смолкали уже далеко за полночь.

Два пестрых кузнечика жили у нас в клетке, висящей снаружи домика. Затворники начали стрекотать в первый же день заточения и, судя по всему, не очень тяготились относительной неволей. Кузнечики эти стали совсем ручными. Они с аппетитом ели и хлеб, и кусочки мяса. Откроешь дверцу клетки, предложишь на ладони угощение — пестрый певец прекращает свою песню, поведет длинными усами, переползет на ладонь и прямо на ней закусывает.

До этого я много лет держал кузнечиков дома, в небольших банках, затянутых сеткой и оборудованных внутри под кусочек природы. Батарея этих банок стояла на кухонном окне — в комнате их стрекот мешал работать. Песни моего домашнего ансамбля были слышны даже с соседнего квартала. Начнет стрекотать один кузнечик, тотчас к нему присоединяется второй, за ним остальные, и звенит, заливается кузнечичьий оркестр на всю улицу.

А как-то, много лет назад, наловили мы с сыном с десяток зеленых и пестрых кузнечиков и вечером с балкона сбросили их вниз на газон. Несколько суток на удивление соседям наш многоквартирный дом как бы переехал в поле, рядом заливались степные и лесные музыканты, день и ночь приобщая к природе горожан. Через неделю голоса их стали доноситься уже издалека: оркестр потихоньку разлетелся в разные стороны, на соседние улицы.

Формы тела прямокрылых

Пробные отловы кузнечиков на соседних полях я разрешал своим ребятам— студентам: уж очень увлекательными были такие охоты. Но пленники вскоре обязательно освобождались. Ведь пестрые и зеленые кузнечики вреда пшенице не причиняют, питаясь там, в основном, насекомыми, как мы не раз это видели.

Очень важно уметь отличать насекомых друг от друга! Может случиться так, что агроном, не очень хорошо знающий энтомологию, услышит стрекот, несущийся из пшеничного поля, и может подумать, что поле кишит саранчой. Дело может дойти и до ядохимикатов...

Вредят же культурным злакам не кузнечики, а саранчевые (кобылки). Массовых налетов саранчи, когда ее тучи закрывали солнце и обрекали на голод целые губернии, уже давно в нашей стране нет и в помине. Энтомологи бдительно следят за развитием саранчевой молоди и уничтожают эти очаги еще задолго до того, как саранча станет на крыло.

Запрет на отлов и уничтожение певчих кузнечиков в заказнике нарушал лишь один внештатный участник нашей экспедиции — котенок Ивашка. Вообще-то, не следовало брать этого котишку в заповедное место, но упросила моя еще маленькая тогда дочурка Оля, которую я нередко приводил с собой в полевой домик. Студенты дружно поддержали Олю; если уж в домике есть транзистор и гитара, то чем помешает маленький серый котеночек? Вот и оказался Ивашка одновременно и на лоне природы, и рядом- с людьми.

Первые недели Ивашка боялся заходить в травы. А потом попривык, стал уходить довольно далеко от дома. Там, в травяных джунглях, Ивашка и пристрастился к охоте на... кузнечиков. Притащит в домик искалеченного музыканта, повозится с ним, а потом съест. Сначала попадало ему нещадно: нарушает заповедный режим. Но котенок никак не хотел понять, за что ему влетает, и продолжал хрустеть кузнечиками.

В один прекрасный день стали мы вершить суд над непонятливым четвероногим браконьером: отправить ли его назад в город или оставить здесь. Голоса разделились так: два за то, чтоб выселить его в город, три — за то, чтобы оставить в экспедиции.

Набрал наш Ивашка большинство голосов за. Вот почему. Ночами нас донимали совки — серые ночные бабочки, скользкие и юркие, почему-то набивавшиеся в домик в неимоверном количестве. Шныряя по углам, ползая под обоями, носясь по комнате, они громко шуршали, не давая спать. Осточертели нам совки ужасно. А вот Ивашка научился ловить этих мышеобразных насекомых и поедал их десятками, обеспечивая нам покой.

Кроме того, в домик стали наведываться какие-то грызунишки. Ивашка сумел отвадить и эту хвостатую братию.

Кузнечиков же в это лето в заказнике и вокруг было так много, что мы решили закрыть глаза на Ивашкино браконьерство.

А осенью изрядно подросшего котишку ребята увезли в Новосибирский Академгородок, в общежитие университета. Как они потом рассказывали, серый Ивашка частенько сбегал в лес — видно, за кузнечиками или совками.

Но вернемся к кузнечикам и рассмотрим стрекоталку детальней. Для этого вооружимся лупой и разведем в сторону крылья. Сразу видно: передние крылья — правое и левое— неодинаковы. А мы привыкли к тому, что насекомые и многие другие животные строго симметричны.

Крыло стрекозы испещрено тонкой и сложной сетью жилок, и нам не кажется удивительным, как это природа миллионы раз умудряется переводить с одной стороны на другую этот узор с ювелирной точностью. Сложите у стрекозы крылья, разглядите их в лупу, и убедитесь в полной и безупречной их симметричности.

И вдруг такая разница: одно крыло кузнечика у основания темное, плотное, а на другом крыле в этом же месте — круглое окошко, затянутое совершенно прозрачной пленкой. Но это не дефект, не уродство, не ошибка природы, а своеобразный звуковой аппарат кузнечика. Глядите внимательней: у непрозрачного основания левого крыла, лежащего всегда сверху, находится утолщенная поперечная жилка, которая приходится как раз над окошечком, или зеркальцем, правого крыла. У зеркальца очень утолщенная высокая рамка. При движении слегка поднятых передних крыльев толстая жилка левого крыла, снизу зазубренная, трется об эту рамку, издавая звук, его усиливает прозрачная пленка-мембрана, туго натянутая на рамку правого крыла.

Звуковой аппарат кузнечика

Вот и вся вроде бы нехитрая конструкция музыкального аппарата певца травяных джунглей.

Остается добавить, что смычок посредине широкий, а к концам — очень узкий, но расстояния между зубцами строго одинаковы по всей его длине. Всего я насчитал у пестрого кузнечика (конечно, с помощью микроскопа) 85 таких зубчиков.

И еще одна любопытная деталь. Крылья самок всех видов кузнечиков строго симметричны, и на них нет даже намека на музыкальный аппарат. Кузнечичьи ансамбли выступают только в мужском составе.

Наездники

О наездниках, громадном племени полезнейших насекомых, можно написать много увлекательных книг — настолько сложна, своеобразна и таинственна их жизнь.

Одно лишь семейство ихневмоновых наездников насчитывает около двух тысяч видов. Один-единственный раз быстро проведешь по траве нетронутой луговины сачком — там непременно окажется несколько наездников, средних, мелких и мельчайших.

У многих наездников — большей частью стройных, изящных насекомых — заметен яйцеклад: то коротенькое шильце, чуть торчащее из брюшка, то длиннющая пика, во много раз более длинная, чем сам наездник. Длина яйцеклада зависит от того, на какой глубине прячется жертва наездника, в которую следует отложить яичко.

Нам приходилось наблюдать такую удивительную картину.

Старый ствол мертвой березы, а иногда совсем живое и здоровое дерево тщательно обследует эфиальт — один из самых крупных наездников. Длина самки эфиальта — до четырех сантиметров, хвостище-яйцеклад — еще длиннее. Громадина эта долго ползает по стволу, потом, вдруг остановившись, часто-часто прикладывает к коре усики, изогнув их углом: то ли вынюхивает, то ли прослушивает, что там, в глубине дерева. Долго примеривается, смещаясь то в одну, то в другую сторону, пока не найдет нужную точку. Поднимает туловище высоко на выпрямленных ногах, а яйцеклад — длинную черную иглу — высвобождает из столь же длинного защитного двустворчатого футляра. Конец иглы приставляет к коре — точнехонько между усиками. Футляр-ножны отведен далеко вверх, чтоб не мешал, ноги вытянуты на всю длину. Наезднику очень трудно: ведь яйцеклад-то длиннее тела. Но вот наконец насекомое цепко ухватилось коготками шести ног за неровности бересты или коры, и конец иглы впился в дерево.

Наездник заражает гусеницу жука-дровосека

Тонюсенькая и длинная игла вдруг начинает быстро погружаться в древесину, будто это не береза, а сыр или что-то в этом роде. Наступает самый ответственный момент процедуры: там, в глубине, конец яйцеклада нащупал личинку жука-усача, и на нее соскальзывает крохотное яичко.

Эфиальт вытаскивает свое орудие, вкладывает его в длинные черные ножны и улетает.

Эфиальты полезны тем, что истребляют вредителей леса, главным образом из семейства жуков-усачей, или же, как их иначе зовут, дровосеков, личинки которых портят деловую древесину: тополевого скрипуна, короткоусого дровосека, домового усача и многих других вредных жуков.

А как чуют эфиальты жертву на глубине нескольких сантиметров, как с такой точностью попадают в нее иглой-яйцекладом — загадка...

Под микроскопом чудо-бур эфиальта выглядит очень сложным. Это целая система трубок, вкладышей, пазов, пилок... Главной частью инструмента, по-видимому, служат концы двух срединных вкладышей, которые на концах заострены, чуть подальше от конца заметно расширены и имеют по бокам косые острые насечки.

Наверное, детали эти пилят древесину и, может, еще и вращаются при бурении? А куда деваются опилки? Как по плотно пригнанным друг к другу пазам и вкладышам, зажатым древесиной, проскальзывает яйцо наездника? Все это просто уму непостижимо.

Инженерам-бионикам можно посоветовать внимательно изучить бур эфиальта в работе. Подобный прибор очень сгодился бы в медицине, скажем.

Многие мелкие наездники из семейства хальцидовых, птеромалид, энциртид, сцелионид и других паразитируют не на личинках, а на яйцах насекомых. Крохотного яичка какой-нибудь бабочки или растительного клопа совершенно достаточно для пропитания и полного развития другого существа — наездничка.

Некоторые ученые уже приспособили для биологической борьбы против вредителей садов и огородов наездника яйцееда трихограмму, которую уже давно и успешно разводят фабричным способом в огромных количествах. Другой, чуть более крупный наездник афелинус, обитающий в Америке, был завезен в двадцатых годах в СССР, размножен лабораторным путем и выпущен на юге страны — туда, где в садах злобствовали так называемые кровяные тли. Новосел успешно прижился у нас и теперь активно подавляет опасного вредителя садов. Успешно идут опыты по приручению яйцеедов теленомусов, паразитирующих на яйцах хлебного клопа-черепашки.

А мне удавалось такое: крохотными наездничками мелиттобиями (семейство эвлофид), паразитирующими в природе у одиночных пчел, ос, шмелей, успешно заражать пупарии разных мух, куколок мелких бабочек и даже личинок хрущей. Личинки наездника выедали их начисто.

Изменить бы что-то и чуть-чуть в инстинктах и повадках крохотного наездника — и он может стать ценнейшим помощником земледельца.

Напоследок хочется рассказать еще об одном малоизвестном, но интересном наезднике, тоже очень мелком. Называется он иностемма и относится к семейству птеромалид, паразитирует на личинках комариков-галлиц, скрывающихся в особых, вызванных ими наростах на растениях — галлах. Проткнуть яйцекладом стенку галла, плотную и многослойную, ой как непросто. Яйцеклад же иностеммы — микроскопической толщины волосок, почти невидимый невооруженным глазом, однако довольно длинный. Хранить этот тончайший, быть может, очень сложный прибор в простых ножнах, как это делает эфиальт, крошке-иностемме почему-то нельзя. И в нерабочем положении самка иностеммы втягивает яйцеклад внутрь брюшка. Но брюшко не очень вместительно, и в него спряталась бы только малая часть галлобура. Мастерица-природа поступила иначе: раз яйцеклад в состоянии покоя не умещается в брюшке, то насекомое для этого имеет дополнительный пенал, растущий из середины туловища и направленный вверх и вперед. В отросток этот, достающий аж до головы, и прячется основание яйцеклада при очень незначительном изгибе (круто перегибать яйцеклад нельзя). А остальное умещается в брюшке.

Обнаружив впервые этих наездников в сборах, сделанных в травяных джунглях под Исилькулем, я много лет не мог помять, для чего такой необычный рог, растущий из передней части брюшка, поднимается пологой дугой над грудкой и упирается концом в затылок крохотного насекомого. Думал, что хитиновая дуга защищает спину наездника. Увы, сам разгадать эту тайну я не смог. Помогли мне в этом коллеги- энтомологи Зоологического института Академии наук в Ленинграде, определившие вид и рассказавшие о назначении непонятного отростка.

Наездник иностемма (сильно увеличено)

Множество видов наездников — крупных, средних, малых и мельчайших — надежно сохранится в микрозаповедниках и заказниках для насекомых. Я уверен, что именно здесь энтомологи будущего найдут новые виды для биологической защиты растений от многих вредителей. Такие виды, которые можно будет разводить в любых количествах. Много ценного откроет у наездников и бионика.