Человек из страны загадок. Ю. Лушин. Смена, 1977, №19, с.20-22

Человек из страны загадок

Юрий Лушин
Фото автора.

На охоте.

Шмель — по-латински бомбус.

Первый в стране шмелиный заповедник возник в западной Сибири.

Он долго искал это место и едва не прошел мимо неглубокой ложбины, которую потом объявили шмелиным заповедником. Он видел, что куда-то в ту сторону плыли, солидно рокоча, шмели, проносились одиночные пчелы. Временами у стволов деревьев они опускались к самой земле, ненадолго присаживались и снова взлетали.

Метки оставляют на брачных дорогах, — безошибочно определил он. — И сколько же их тут? Где-то недалеко, видно, полянка есть хорошая — общежитие.

Он хотел проследить поточнее направление полета шмелей, но времени до заката оставалось всего ничего, и он понял, что сегодня не успеет. Тогда он перестал торопиться, присел у дерева, привалился спиной к комлю и блаженно вытянул ноги.

Насекомые — любимые герои акварелей Гребенникова.

...Существуют на земле люди, которых называют чудаками. Их действия окружающим предстают непонятными, а то и просто вздорными. Их мысли порой кажутся чуть ли не бредовыми...

Ну, зачем, спрашивается, с точки зрения здравого смысла, директору художественной школы ловить в свободное время всяких там козявок да букашек, бегать по полям и легкомысленно махать сачком, как мальчишке? Где же авторитет?

Надо сказать, эти вопросы никогда не мучили Виктора Степановича Гребенникова, 'как не мучили его соображения карьеры, престижа... В свое время в маленьком Исилькуле — прокаленном морозами и солнцем городке на краю Омской степи — он из обычного кружка создал первую в Западной Сибири детскую художественную школу и стал ее директором. Но когда оказалось, что занимать этот высокий пост без диплома нельзя (а диплома Гребенников действительно не имел. Так уж сложилась нелегкая его жизнь, что не до вуза было), он легко уступил свое директорское кресло другому, став рядовым преподавателем и даже обрадовавшись, что теперь выкроит больше времени на свои увлечения.

Исилькульские же детишки не интересовались, есть ли диплом у Виктора Степановича. Они валом валили в новую школу. Он учил их правильно держать карандаш и кисть, объяснял законы перспективы и популярно излагал историю искусства.

Кроме того, он знал и умел много такого, чего не умели и не знали другие. Он мог соорудить самодельный микроскоп или телескоп, мог рассказать о привычках пчел, жуков, бабочек, шмелей или о жизни далеких звезд. Он мог объяснить устройство муравейника и шмелиного гнезда. Он мог так нарисовать своих любимцев — муравьев, шмелей, ос, других насекомых, — что они казались на картинах живыми. А в квартире у него жили настоящие живые муравьи и шмели, которые утром вылетали на цветущие луга, но к вечеру обязательно возвращались, безошибочно узнавая окна квартиры Гребенникова.

— Как это происходит? — спросил его однажды изумленный исилькульский мальчик, не ведая, что этот простой вопрос задавал и задает себе сам Гребенников всю свою жизнь. Однажды, еще в детстве, он поинтересовался у взрослых:

— Отчего бабочки красивы?

И ему объяснили, что бабочки берут свою красоту у цветов вместе с пыльцой. Он выслушал это объяснение и... не поверил ему. Уже тогда он заметил, что у самых разных по окраске крымских цветов (детство его прошло в Симферополе) пыльца всегда светлая.

Загадку окраски бабочек он через много лет описал в своей книге Миллион загадок, изданной в Новосибирске.

Оказывается, крыло бабочки покрыто, словно крыша черепицей, мельчайшими чешуйками различной формы у разных бабочек. На просвет чешуйки полупрозрачны, совсем скромного вида и цветными делаются тогда, когда освещены сверху или сбоку. Вспомните, точно так же прозрачный мыльный пузырь кажется нам цветным. Физики называют это явление интерферекцией и дифракцией света, оно сейчас известно каждому шестикласснику. Вот и выходит, что цвет бабочек — чисто оптическое чудо.

В счастливые дни, когда природа будто специально для него приподнимала занавес, поверяя свои сокровенные тайны, Гребенников чувствовал себя богачом, обладающим несметными сокровищами.

За работой он не замечал времени. Впрочем, свои бдения за микроскопом, долгие дежурства у земляных норок насекомых или у муравейников он как-то стеснялся называть работой. Другие же и вовсе посмеивались над ним и над его чудачествами. Однако чудачества эти были самой настоящей работой, подчас тяжелой и утомительной. Кроме того, он взялся читать цикл лекций по истории искусства в университете культуры, участвовал в выставках художников-любителей, выступал на Омском телевидении с рассказами о мире насекомых, организовал тот самый детский кружок, который спустя некоторое время перерос в школу...

Однажды, неожиданно прежде всего для него самого, Гребенникову прислали на иллюстрирование рукопись книги П. Мариковского Маленькие труженики леса — о муравьях. Каким образом узнал о нем профессор Мариковский, Виктор Степанович мог только гадать, но за работу взялся с великим энтузиазмом. Для начала он поселил в своей квартире... несколько муравьиных семей.

Потом Виктора Степановича попросил проиллюстрировать свою книгу известный московский писатель И. Халифман. Книга рассказывала о шмелях. Разумеется, тут же в квартире Гребенникова появились различные приспособления для домашнего содержания шмелей.

— Я рисую только с натуры, — объяснил Гребенников, — в некотором роде я раб натуры. Набросок надо успеть сделать в течение нескольких секунд, ибо мои натурщики нетерпеливы, непосредственны и совершенно лишены честолюбия, которое могло бы удержать их на месте...

Пристальные наблюдения породили в нем глубокий научный интерес, заботу о сохранении шмелиного населения, которое быстро сокращается. Человек, распахивая целину, вырубая леса, выкашивая луговые травы, уничтожая гербицидами сорняки, попутно, может быть, не желая того, вытесняет насекомых... Но в природе все взаимосвязано: исчезают шмели — и тут же падает урожайность трав.

Шмель — насекомое своеобразное. Так же, как и пчела, он питается медом, но в отличие от нее часто собирает нектар с цветов, от которых пчела отказывается. Объясняется это просто. Хоботок шмеля гораздо длиннее, и бомбус способен достигать им дна самого сложноустроенного цветка, такого, например, как люцерна. (Вот почему в ее опылении, как и красного клевера, главная фигура — шмель.) Как и пчелы, шмели живут семьями, но гнезда устраивают в подземных норах. Причем селятся в отличие от своих крылатых собратьев там, где остались какие-то, пусть даже очень давние и слабые следы деятельности человека. В гнезде живут несколько самок (в улье домашних пчел, как известно, живет только одна царица) и множество более мелких рабочих шмелей.

Виктор Степанович поставил перед собой дерзкую задачу, решить которую пока не сумел ни один ученый в мире, — попытаться приручить шмелей, одомашнить их, подобно пчелам.

...Его квартира превратилась в настоящую пасеку. Он просыпался, едва начинало светать, от мощного гула шмелей, зависших над самым лицом. Мохнатые вертолеты явно что-то искали. Но что? Неужели место для гнезда? Вот радость, наконец-то дождался. Нет, в глазу гнездо не устроишь, мой милый, лети дальше. Понял? Умница. Лети к домикам, видишь, черные дырки...

— Они вас не кусают? — с недоверием спросил я.

— Нет, что вы. Это умные, смышленые, хорошие ребята. У них очень добродушный характер. Шмель может укусить, только защищаясь, но это справедливый укус. Не правда ли?

О шмелях Виктор Степанович говорит так, как говорят о друзьях. Рассказывать о них он может часами.

— Ранней весной, когда оплодотворенные самки выбирают себе квартиры, низко летают над землей, ищут норки, надо осторожно накрыть шмелиху коробочкой, в которой приготовлена кормушка с медом. Дома я ее выпускал. Шмелиха, конечно, некоторое время побьется о стекло, пока не сообразит, что преграду не одолеть. Смирившись с обстоятельствами, она начинает летать по комнатам в поисках иного выхода. Но выхода нет, зато на столе стоит блюдечко с медом, кругом веники цветов. Стоит ли волноваться? Через некоторое время она уже меня узнает и в обеденный час летит, ко мне через все комнаты, через все двери. Ну чем не комнатная собачонка, только с крыльями! Наконец наступает время яйцекладки, и шмелиха уже в комнате, а не на свободе ищет место для гнезда. Она обследует все темные пятна: выключатели на стене, пуговицу, мой глаз... Тут не стоит суетиться и размахивать руками. Шмелиха неминуемо наткнется на приготовленный ящичек с отверстием. Тогда она немедленно начинает носить туда пыльцу для корма, затем делает восковую площадку и откладывает на нее яйца, опять-таки окутывая их воском, и ставит изящнейший восковой сосудик — горшок с медом. Но вот появляются первые личинки, затем вторые. Потом шмелиха нянчит куколок, из которых, наконец, появляются рабочие шмели — небольшие, размером с муху. Их первое время пять-шесть, таких крохотулечек — ее помощников. Теперь уже можно либо выставить гнездо на балкон, либо устроить шмелепровод — длинную трубку из гнезда в окно. Шмели летят в поле, а к вечеру возвращаются домой. Потомство растет, к августу достигает расцвета. Рабочие шмели начинают отмирать, остальные разлетаются по брачным дорогам. К октябрю гнездо окончательно пустеет. Самки начинают искать место для зимовки. Круг замыкается...

В заповеднике, первом в стране шмелином заказнике, который Гребенников организовал под Исилькулем, он закапывал шмелиные домики в землю, оставляя снаружи только отверстие шмелепровода. Шмели безошибочно находили рукотворные норки и с удовольствием заселяли их. Заповедная жизнь шмелиного народа процветала. Но неожиданно у добродушных шмелей появились беспощадные враги. Это были не кто иные, как наши друзья — муравьи. Они проникали в шмелиные гнезда и...

Горестная картина открылась Виктору Степановичу, когда он обследовал одно из таких гнезд, вкопанных по соседству с муравейником. Он понял, что шмели и муравьи соседями быть не могут. Тогда Гребенников решил пойти на неслыханный эксперимент. Он выкопал несколько домиков из земли и укрепил их на одном столбе, а чтобы защитить шмелей от муравьев, окружил основание столба водой. Невиданный небоскреб он назвал гроздевым многосемейным шмелевником. Вскоре он заметил, что шмелиный народ чувствовал себя там даже лучше, чем внизу. Это было любопытным открытием. Но Гребенников не успокоился на этом. Он уже подготовил еще более оригинальный проект бомбидария (бомбус — шмель) — специального павильона для раннего гнездования шмелей. В таком домике площадью в 20 квадратных метров, по его замыслу, должны были готовиться к лету семьи опылителей. К сожалению, этот проект не претворен в жизнь до сих пор. Сначала у Виктора Степановича попросту не было денег (зарплаты уже не хватало), потом его подкосила болезнь. Сказалось огромное напряжение последних лет. Весть об экспериментах Гребенникова заинтересовала ученых. Член-корреспондент ВАСХНИЛ, председатель секции пчеловодства А. Мельниченко признал результаты опытов самыми успешными в мире и просил его продолжать их. Канадец Гордон Хоббс, крупный авторитет в области искусственного разведения шмелей и одиночных пчел, писал Гребенникову: Если кому-то и удастся решить проблему доместикации (одомашнивания) шмеля для опыления красного клевера, то только вам. А он лежал в больнице и с грустью думал о том, что созданный им заповедник до сих пор официально не утвержден...

Описывать жизнь Виктора Степановича после выхода из больницы — значит цитировать бесконечное множество документов, писем, газетных статей, подписанных председателем Сибирского отделения ВАСХНИЛ, заместителем министра сельского хозяйства СССР, видными учеными, известными журналистами... Чтобы понять суть дебатов, достаточно прочитать один из этих документов — письмо профессора Воронежского государственного университета С. Богоявленского.

Гребенников известен мне как исследователь дикой опылительной энтомо фауны, — пишет профессор. — В жизненной судьбе его отмечается изъян: он не получил высшего образования... Скажу лишь, что каждое колено его жизни складывалось так: приглашают на научную работу, используют как художника, а то и вовсе превращают в рисовальщика. Рисовальщики всегда нужны, а науку бездипломнику доверять не полагается. Диплом, конечно, нужен; но всеми качествами дипломированного специалиста Гребенников, на мой взгляд, обладает... А ведь достаточно вспомнить, что и Мичурин, Фабр, Эдисон, Горький были самоучками. Бывает такое в жизни. И вот тут мы видим, на что способен человек, а науку доверить ему нельзя? Как же так?

В поисках ответа на этот вопрос, в поисках научного учреждения, где бы он смог в полную меру заняться любимым делом, Гребенников меняет места жительства: Исилькуль, Воронеж, снова Исилькуль, Новосибирск... Кем только не работал он в своей жизни!

В Новосибирске ему предложили заведовать энтомологическим музеем института химизации. Музей представлял собой совершенно пустую комнату, в которой и обосновался Гребенников. Он принес туда некоторые из своих коллекций, поставил микроскоп и продолжил работу... со шмелями, разумеется, во внеурочное время. Удивительно, как у него не опускались руки. Он приступил к организации очередного — уже третьего — шмелиного заповедника и создал его недалеко от Новосибирска. По просьбе ученых Академгородка он читает им лекции по энтомологии, в Доме ученых открывается выставка его работ, за которые впоследствии он будет награжден памятной медалью и дипломом международного конгресса по защите растений.

...Мы сидели в его квартире. Из широкого окна виднелась дальняя березовая роща, в которой находился заповедник. Где-то там, закопавшись в дерн, спали теперь шмели.

— Значит, сейчас существуют три шмелиных заповедника? — спросил я.

— Нет, уже пять. Один студент, бывший у меня на практике, организовал с товарищами заказник на Байкале. Другой заповедник возник в Академгородке по инициативе школьников. Он совсем небольшой, но как будет прекрасно, если кому-то из детей он заронит в душу искру интереса к живой природе. Недавно в передаче по радио я услышал, как одного мальчика из большого города спросили: какую пользу приносят муравьи? И он ответил: этого никто не знает, муравьи приносят пользу внутри муравейника, а наружу выползают только для того, чтобы собрать щепок... Я просто остолбенел от такого ответа. А ведь можно сделать так, чтобы встречи с природой были не случайными. Тут много от школы зависит. Нужно, чтобы именно здесь ребенок увидел своими глазами, как рождается кристалл, как из одной инфузории, плавающей в капельке воды, образуются две, как выходит из тени планеты один из спутников Юпитера — явления, чудесные и сами по себе и тем, что они способны озарить весь дальнейший жизненный путь человека, указав ему его призвание. И если у кого-то загорелся такой чудесный огонек, пусть даже странный для других, не надо гасить его...

На стенах комнаты, где мы разговариваем, висят коллекции жуков и бабочек, плакаты в защиту растений, присланные Педро Салинасом, энтомологом из Венесуэлы. Подоконник уставлен цветами. В углу верстачок с тисками, на нем банки с кистями и таз с живыми жуками. Тут же мольберт с начатым рисунком пчелы. На столах три разнокалиберных микроскопа, рукопись статьи, коробки с насекомыми, укутанными в вату, макет шмелиного микрозаповедника...

Я подошел к микроскопу и прильнул к окуляру. Взору открылся неведомый мне, невероятный мир. Серенькие, едва заметные глазу мушки превратились вдруг в сверкающих неземными красками красавиц.

— Это же сказка! — не удержался я от восклицания. Я смотрел, не мог насмотреться и вдруг почувствовал острую зависть к Гребенникову, человеку, сумевшему проникнуть в страну загадок...