02.01.2019
Зеркало.

Дикие пчелы. Коллеты. В.С. Гребенников. Знание — сила, 2000, №10, с.53-56 (обложка)

ПРИРОДА УХОДЯЩАЯ

Виктор Гребенников

Дикие пчелы. Коллеты

Светлой долгой памяти замечательного кусочка сибирской Природы — заказника полезной энтомофауны совхоза Лесной Омской области, открытого нами с еще малолетним сыном Сережей в 1969 году, утвержденного омскими властями в 1971 году, а затем ставшего лучшим участком Памятника Природы Реликтовая лесостепь, заповеданного распоряжением 494-п омского губернатора Л.К.Полежаева 20 сентября 1995 года и стертого с лика земли в 1996-1997 годах вандалами всех уровней.

Да святится же Имя Твое, чудесная Страна Цветов и Насекомых, почти тридцать лет добросовестно служившая Природе, Гармонии, Науке, которая даже после гибели служит автору этих строк источником Высшего Вдохновения и — бесконечной Ностальгии.

Новосибирск, 2000г.


Не многим известно, что кроме домашних медоносных пчел, дающих людям мед, воск, прополис и много других пчелопродуктов, в нашей, до сих пор еще огромной стране обитает множество видов других пчел, объединяемых энтомологами в так называемое надсемейство пчелиных, коих насчитывается более тысячи видов; большая их часть живут не семьями, как медоносные пчелы и шмели (о шмелях мы уже писали: В.Гребенников. Внимание: шмели!ЗС, 1970, № 8), а одиночно: у них нет ни маток-цариц, ни разделения на касты. Все труды по строительству гнезда, его защите, выкармливанию-выхаживанию потомства ложатся лишь на единственную самку (самцы после оплодотворения самок туг же отмирают). Но зато как разнообразны их повадки, приемы изготовления гнезд, способы доставки в них корма детям-личинкам, меры борьбы с нахлебниками (таковых в мире насекомых предостаточно), методы пространственной ориентировки, различного рода инструменты! Ведь именно пчелиные — основные опылители цветковых растений, без коих Природа нашей планеты была бы какой-то совсем другой...

Всего специалисты различают семь семейств пчелиных — коллетиды, андрениды, галиктиды, мелиттиды, мегахилиды, апиды, антофориды. Мне пришлось иметь дело, а то и взаимовыгодно сотрудничать с представителями каждого семейства, и потому очень хочется ввести читателя в этот удивительный, во многом таинственный Мир Пчел.

Давным-давно, в конце шестидесятых, я организовал первый в стране энтомологический заповедничек, площадью всего 6,5 га, в котором мы провели множество наблюдений, поставили интереснейшие эксперименты по доместикации (одомашниванию) шмелей; в нем проходили практику студенты вузов страны; огромных трудов стоило его содержать, за ним ухаживать и охранять не только от вандалов, но и от чиновников-бюрократов всех рангов. Страна насекомых мною подробно описана тоже в журнале Знание — сила — № 6 за 1973 год. Сейчас в связи с преклонным моим 73-летним возрастом, двукратным тяжелым инсультом и, главное, отсутствием средств на поездки туда, в Омскую область, биорезерват этот уничтожен — повалена и ржавеет ограда, центральная поляна пересечена дорогами, все еще травит природу кем-то вываленная куча суперфосфата (это когда он был дешев). Между прочим, этот заповедник все еще числится в высоких бумагах как государственный Памятник Природы регионального значения Реликтовая лесостепь, и этими бумагами при случае козыряют, избегая свозить туда, на природу, тех или иных высоких гостей...

Но вернемся лучше в прошлое, когда там был настоящий рай для насекомых.

...В глубине самого большого и самого густого леса, находившегося на территории нашего микрозаповедника (тогдашний совхоз Лесной Омской области), была очень маленькая — не более шести квадратных метров — потаенная полянка. Здесь, в лесной глуши, не было ни высоких трав, ни ярких бабочек, ни даже муравьев. Вернее, один муравейник когда-то очень давно тут был, но когда вокруг поднялся молодой густой осинник, превратившийся затем в лес, чем-то не понравившийся шестиногим охотникам, хозяева бросили свое жилище и куда-то переселились. Опустевший древний муравейник осел, пророс травами и стал просто большой кочкой, казалось бы, безжизненной, уныло возвышающейся на никому неведомой крохотной полянке.

Но ранней весной я заметил: над кочкой вьются маленькие серые пчелки. Полетают над ней, опять сядут — и так все недолгие часы, пока сквозь стволы осин пригревает невысокое весеннее солнце, пробивающееся на полянку.

Точно такие же пчелки кормились на ивах, пышно и душисто цветущих в некоторых уголках заповедника. На солнечно-медовых сережках ивы-краснотала отъедались изголодавшиеся после долгой зимней спячки многочисленные разноцветные шмели, цветочные мухи, наездники и разные земляные пчелы: такие же вот маленькие, серые, принадлежащие к роду коллетов, и другие, покрупнее, тоже сероватые или же наполовину темно-оранжевые, наполовину черные, или сплошь угольно-черные с лиловатым отливом — так называемые андрены.

Я заподозрил: в холмике том, что некогда был муравейником, теперь поселение коллетов. Через некоторое время догадки мои подтвердились: на склоне бугра появилось несколько отверстий с небольшими земляными отвалами: пчелы-самки углубляли свои подземные жилища или готовили новые. Картину их упоенного труда несколько разнообразили самцы коллетов (они чуть помельче самок, а усы, наоборот, у них длиннее): в своем весеннем возбуждении эти микродонжуаны приставали к самкам, иногда по двое или по трое, и этот серый комок скатывался к подножью бугра, так что строительнице приходилось, отпихнув приставал, взлетать и затем искать свою норку, дабы продолжить вроде куда более срочные землекопные работы.

Через неделю мне очень захотелось вскрыть холмик, дабы подглядеть, каковы постройки сереньких трудолюбиц. Но — заповедность! Разрушать, даже частично, подземную колонию коллетов я не имел права. Хорошо бы найти хоть одно такое же гнездышко коллетов в другом месте, вдали от заповедника!

И тут вспомнил: есть такие гнезда! На землях парка-плодопитомника Жуковский, который прилежит к городку Исилькулю Омской области, где я тогда жил и работал, когда-то корчевали пни, освобождая поле для посадок. Огромные разлапистые выворотни, лежащие на краю поля то перевернутыми вверх тормашками, то на боку, все еще держали в своих корявых ручищах большие массы почвы, будто не хотели с нею расстаться, хотя давно уже были мертвы. Почва эта, удерживаемая корнями, была глинистой, прочной и осыпалась лишь понемногу, превратившись у некоторых коряг в высокие, более метра, вертикальные обрывы.

Один из них облюбовали пчелки, именно такие, как в старом муравейнике заповедника. Обнаружил я пчелиное обиталище совершенно случайно: устав, присел у выворотня, прислонившись к нему спиной. Но вскоре к моему лицу подлетела небольшая пчелка с грузом желтой цветочной пыльцы на ножках и стала виться передо мной, как бы настойчиво прося куда-нибудь отсюда убраться. Тут я понял, что загораживаю своим затылком вход в ее квартиру — леток. Подлетела и другая такая же пчела; я отодвинулся, повернулся и увидел много дырочек, зияющих между путаницей корней в вертикальной глинистой стенке. Маленькие работницы тотчас же юркнули в летки — каждая в свою дверь...

Про обилие пчелиного населения этого не совсем обычного общежития говорило и то, что тут же вились исконные прихлебатели диких пчел — тощие осы-гастерупции с предлинным яйцекладом, огненно-сияющие осы-блестянки, норовящие подсунуть свои яички в пчелиные норки, и другие кукушки отряда перепончатокрылых. А летающие возле какого-то места вот такие насекомые — паразиты диких пчелиных — верный признак того, что тут находится богатая многолетняя колония честных тружениц: одиночных пчел одного или нескольких видов.

Тем летом, когда я обнаружил эту колонию коллетов в выворотне, я не стал ее беспокоить: уж очень был занят шмелиными делами, развозя и закапывая подземные искусственные жилища для шмелей в самых различных местностях вокруг райцентра. А ведь так надо было изучить хотя бы некоторых родственников шмелей — одиночных диких пчел, узнать, как устроено жилище таких же самых коллетов, которые поселились в заповеднике! Тем более что старые эти коряги должны были убрать для расчистки краев поля, то есть загубить маленький пчелоград.

И вот я на месте. Лето, увы, уже давно позади, рваные темные облака сплошными рядами быстро бегут по небу, холодный резкий ветер несет то мелкие снежинки, то колкую крупу. У пчелиного пня безжизненно и пусто, дырочек-летков не видно. Неужто заселенный пчелами слой почвы уже осыпался и пчелиный городок погиб?

Устроившись на кучу опавшей листвы, которую ветер согнал под пень и уже припорошил снегом, я достаю нож и тихонько начинаю срезать пласты земли с откоса. После третьего среза почва становится похожей на ноздреватый сыр — это коридоры пчелиных жилищ. Значит, цел пчелоград!

С великой осторожностью вскрываю подземные галереи. Они сложны, перепутаны, огибают мелкие и средние корешки дерева, что очень затрудняет мою работу. Приходится доставать блокнот и после каждого обрезанного с великой осторожностью корня делать точные зарисовки, чтобы из массы гнезд выделить хотя бы два таких, устройство которых можно увидеть и понять, а содержимое, по возможности неповрежденное, доставить в лабораторию.

Галереи коллетов оказались отделанными тончайшей прозрачной пленкой, но достаточно крепкой: при осторожных раскопках большие отрезки этого канала оставались целыми, наподобие пластиковых трубок. Постепенно я извлекал их и укладывал в коробку с ватой точно в том порядке, как они были сделаны пчелой. Из чего делает пчела такой странный и красивый материал, напоминающий целлофан? Домашние пчелы, например, выделяют воск для строительства сотов специальными железами, расположенными на нижней части брюшка. А вот коллеты поступают иначе: вырыв подземные помещения для своих детишек, они тщательно отделывают, выглаживают их стенки, а потом обмазывают особым веществом, выделяемым изо рта.

Чудесная штукатурка тотчас твердеет на воздухе — именно твердеет, а не высыхает, так как после этого пленка совершенно нерастворима в воде. Такое свойство необходимо для полной изоляции корма и личинок от влаги: ведь во время сильных дождей земляной откос с гнездами коллетов пропитывается водой насквозь, пища, заготовленная матерью (цветень + нектар), заплесневеет, а стенки жилища оплывают и обваливаются. Лишь водостойкая прочная отделка стенок и полная герметизация личиночных каморок спасают потомство пчелы от любых погодных невзгод.

В одном гнезде находилось восемь ячеек-каморок для пчелиной солоди, в другом — пять. Ячейки располагались последовательно в главных коридорах, а некоторые — в боковых отнорках, но в этом случае отделялись от основного хода плотной земляной пробкой. Каждая ячейка была запечатана матерью чрезвычайно добросовестно: плотно загорожена пленчатыми крышками, да не одной, а двумя, между которыми была просторная воздушная прослойка. Столь сложная работа, несомненно, имела важный биологический смысл, а какой — сказать затрудняюсь.

Гнезда, со всеми их коридорами и ячейками, располагались в вертикальной плоскости земляного кома. Соседние гнезда были вплетены друг в друга отнорками и коридорами, но совершенно не соприкасались. Как соседкам-пчелкам, роющим свои забои и штреки в земле и путанице корней, удавалось учуять близость других гнезд, я теперь знаю, описал этот эффект полостных структур в своих книгах Тайны мира насекомых (Новосибирск, 1990) и Мой мир (Новосибирск, 1998) и надеюсь рассказать об этой, прямо скажем, невероятной моей бионической находке где-то вскорости в нашем журнале (вскорости — оттого, что возраст и болезни).

...В каждой ячейке — аккуратном целлофановом домике — находилось по толстой белой личинке, почти доевшей запас медвяного теста — смеси цветочной пыльцы и нектара. Содержимое ячеек очень хорошо было видно через тонкую прозрачную пленку, и поэтому дома я без труда наблюдал, как личинки превратились в куколок, которые со временем потемнели, а потом превратились и во взрослых пчелок — это произошло уже на следующее лето. Когда они выбрались из своих целлофановых келий, то перед тем как их выпустить в заказник, мне удалось установить, что пчелы эти относятся к виду коллет Девиса (по-латыни Коллетес давиэзанус) — опылителю сложноцветных растений, крестоцветных и зонтичных, отмеченному учеными в Европе, Сибири, Монголии и Северной Африке и гнездящемуся только на крутых склонах. А мы не смогли защитить от уничтожения популяцию этого вида, до нас никем не отмеченного на бескрайних равнинах самой большой низменности в мире — Западно-Сибирской...

Хотя он, возможно, пригодился бы для увеличения семенной продуктивности такого ценного крестоцветного растения, как рапс. Мы ж ведь почти научились делать для гнездования этого коллета бугорки, гряды и небольшие насыпи. Что умеем, не храним...

В те далекие счастливые годы я провел еще одну серию экспериментов. В результате оказалось, что тончайшая пленка коллетов не растворима не только в воде, но и в абсолютном спирте, бензине, ацетоне и даже в... концентрированной серной кислоте. Синтезировать бы такое же вещество нашим химикам!

Площадь ныне уничтоженного энтомозаповедничка была всего 6,5 га. Площадь же всего Памятника Природы Реликтовая лесостепь, упомянутого в эпиграфе, составляла в 1995 году 284 га — в трех хозяйствах юго-запада Омской области мы обнаружили еще несколько относительно нетронутых клочков Природы, это поддержал и утвердил губернатор области. На сегодняшний день уцелел лишь один заповедничек — в АОО Украинское Омской области, директор которого Виктор Михайлович Эйсмонт, понявший и оценивший нашу работу, без слов отдал под это дело 86 гектаров Природы, да еще прирезал к ним 11 га старой пашни, где мы замыслили путем ряда искусственных мероприятий восстановить доисторические разнотравные луга и степи. Но это уже тема отдельного разговора.